125 лет со дня рождения Валентина Петровича Катаева — неповторимого классика советской литературы, писателя с «неистребимым одесским акцентом», как его характеризовали современники. Авантюрного конформиста, ученика Бунина. Бойкого деникинца — в годы Гражданской войны. Прошедшего Великую Отечественную военным корреспондентом, написавшим в тех пожарах рассказ «Отче наш» — пронизывающий до озноба. 

Знавший толк в поэзии и начинавший творческий путь со стихов, Катаев однажды поделился мыслью, с которой лично я абсолютно солидарен: получив в наследство то, что оставили нам поэты двадцатого века, следующие поколения могут совершенно спокойно заниматься другими делами. Отрезвляющее суждение для тех, кто после века Мандельштама, Ахматовой, Гумилёва, Маяковского, Пастернака называют здесь себя поэтами.

— Как живёте, караси?
— Ничего себе, мерси.

(это, кстати, тоже — Катаев).

Что касается полномасштабного катаевского наследия, то этот лакомый дар не обошёл стороной, пожалуй, каждого в нашей стране. Не будем забывать, что Катаев — автор идеи «Двенадцати стульев», подаренной им своему брату Евгению Петрову (и сам был портретно воплощён, по его же мнению, в инженере Брунсе). Естественно, в числе самых ярких книг следует назвать «Белеет парус одинокий», «Сын полка», «Цветик-семицветик», «Дудочка и кувшинчик» — список расширьте в меру погруженности в советский культурный бэкграунд. 

Не забудем и о крылатой эпохе журнала «Юность» под руководством Катаева. 

Наверняка многие вспомнят написанные в особо-катаевской манере автобиографические, мало на что похожие опусы «Святой колодец» и «Трава забвенья» (из которой лично мне сразу вспоминается рассказ об открытой автором в себе способности перевоплощения — например, в ВЫЧИТАНИЕ или в КВАДРАТНЫЙ КОРЕНЬ). 

Ну, и на особой полке — книга зашифрованных мемуаров «Алмазный мой венец», читая которую приходится ощущать себя литературным Шерлоком Холмсом — пытаясь сопоставить вымышленные имена с реальными прототипами. Где предстают навеки живыми, угловатыми и лишёнными классических лавров Ключик-Олеша, Щелкунчик-Мандельштам, Королевич-Есенин, Будетлянин-Хлебников, Вьюн-Кручёных, Мулат-Пастернак, Штабс-капитан-Зощенко, Конармеец-Бабель, а ещё от Катаева мы узнали, как Синеглазый студент (читай Булгаков) издевался над монументальным Командором (читай Маяковским), упрашивая дать своему герою настоящую профессорскую фамилию — с его, командорского разумения, и в итоге вместо милостиво предложенного Тимерзяева герой был ещё более ёрнически назван Персиковым. 

Осип Мандельштам, говоря о Катаеве, иронизировал: «В нём есть настоящий бандитский шик». Что ж. Таких бандитов на руках носить надо.