О книге Бена Хеллмана «Сказка и быль: история русской детской литературы»

Вопреки моему изначальному скепсису, вышедшая пять лет назад книга финского литературоведа Бена Хеллмана «Сказка и быль: история русской литературы для детей и юношества (1574—2010)» оказалась увлекательнейшим чтением — всем её горячо рекомендую. И вроде бы, есть у нас каноническая «Детская литература» Арзамасцевой и Николаевой, ан нет — альтернативное исследование Хеллмана выглядит, пожалуй, пофундаментальнее.

Чем же таким особенным эти 560 страниц могут увлечь? Да самым главным — заинтересованным методом исследования, осмысленным полётом и орлиной зоркостью. Тонко подмеченными нюансами. Неприятием каких-либо авторитетов и вниманием даже к стихийным гениям, авторам единичных прозрений. А ещё — более глубоким ретроспективным бурением: если раньше считалось, что в России писать для детей начала Екатерина Великая, то в данной монографии за точку отсчёта взята первая русская азбука 1574 года с её специальным обращением к детскому читателю. Вот так, от первых букварей и азбук, с бесстрастным подходом, начинает автор своё распределённое по хронологическим главам препарирование отечественной литературы «на детском языке».

Естественно, Хеллман не без улыбки цитирует «Юности честное зерцало», один из самых ранних воспитательных источников, инициированных Петром Первым. Помните главу «Как младый отрок должен поступить, когда оный в беседе с другими сидит»? — «Когда прилучится тебе с другими за столом сидеть, то содержи себя в порядке по сему правилу: в первых обрежь свои ногти да не явится яко бы оныя бархатом обшиты, умой руки и сяди благочинно, сиди прямо и не хватай первой в блюдо, НЕ ЖРИ КАК СВИНЬЯ, и не дуй в ушное, чтоб везде брызгало, не сопи егда яси, первой не пии, будь воздержан, ИЗБЕГАЙ ПЬЯНСТВА, пии, и яждь сколько тебе потребно, в блюде будь последний, когда часто тебе предложат, то возьми часть из того, протчее отдай Другому, и возблагодари ему. Руки твои да не лежат долго на тарелке, ногами везде не мотай» — и т.д. 

И далее, по реке истории, через сентиментализм и захлопнутую эпоху Просвещения после итогов Французской революции и пугачёвского бунта, к поэту-новатору Александру Шишкову, впервые изобразившему в русской литературе играющих детей (до того им было дозволено лишь почтительно выслушивать назидания старших).

В 1795 году впервые был переведён на русский Шарль Перро, так началась история переводов и адаптаций, обогативших нашу литературу как методически, так и сюжетно (далее по всей книге — параллельное исследование зарубежных источников и сюжетных перекличек, порой неблаговидных).

Фигура Ивана Крылова окончательно затмила в России Эзопа и Лафонтена после посмертной канонизации баснописца в иллюстрированной биографии Дмитрия Григоровича «Дедушка Крылов». С тех пор в русских школах и семьях учили наизусть только крыловские басни с эзоповскими и лафонтеновскими сюжетами — в то время как собственные басни И.К. не поддавались пониманию в силу их аллегорического тумана.

Период романтизма наглядно представлен «Чёрной курицей» Антония Погорельского и «Городском в табакерке» Владимира Одоевского. Эти книги чрезвычайно подробно разбираются в монографии, не забыт и факт дружеских отношений Погорельского с Э.Т.А.Гофманом.

Далее — сказки Пушкина и Жуковского, а также фигура Петра Ершова. Мы становимся свидетелями детективного расследования авторства не нашедшей понимания у тогдашних критиков поэмы «Конёк-Горбунок» (во-первых, сибиряк Ершов при переиздании не вспомнил ни одной строфы собственной поэмы; что касается авторства, то в ряду версий допускается...Пушкин, которому попросту надоели нападки Белинского и, в целом, жанр «Сказки А.С.Пушкина»). Забавен анализ текста в плане его периодической абсурдности: особенно исследователя смешит рыбка ёрш, падающая НА КОЛЕНИ перед китом.

«Аленький цветочек» Аксакова, в отличие от советских литературоведческих трудов, рассматривается (на основе его же собственных слов) как отражение «Красавицы и Чудовища» в публикации мадам де Бомон. Становление детских журналов, прорастание поэзии для детей и юношества, исторические очерки — очень подробно.

Эпоха реализма представлена, в первую очередь, уникальным в своём роде опытом Льва Толстого и его последователей, а также женщинами-писательницами. Анекдотичен пример Ирины Гордеевой-Щербинской, мать которой отправила её первый поэтический опыт писателю Тургеневу. Тот публиковать опус отказался, но в письменном ответе допустил фразу про «нечто похожее на задатки будущего дарования». Через шесть лет Тургеневу прислала рассказы сама Ирина, и тот ответил, что «прочёл их с удовольствием». И вот, Гордеева-Щербинская издаёт книгу «Чтение для детей», предисловием к которой делает...эту самую вежливо-комплиментарную переписку с мэтром. Тургенев негодовал, но ничего сделать с этим уже не мог.

В 1840-м впервые на русском был издан Ханс Кристиан Андерсен, с тех пор его влияние не иссякало.

Фигура мрачного сказочника Николая Вагнера, все книги которого были изъяты из обращения после 1917 года, ярко и подробно прорисована в данном исследовании. Не меньше комплиментарного внимания уделено Дмитрию Мамину-Сибиряку, автору «Алёнушкиных сказок».

Отзвук народничества, «Гуттаперчевый мальчик» Григоровича, «Дети подземелья» Короленко — качественный анализ.

«Дети воды» (1863) Чарльза Кингсли — как векторный указатель современной детской фантастики и определённая серьёзная веха.

Далее — период модернизма, феномен Лидии Чарской с обзором едва ли не половины её произведений.

Всё перемоловший, переиначивший и, отчасти, растоптавший в костную пыль XX век: Маяковский, ОБЭРИУты, Маршак, Чуковский, Житков, Шварц, Горький, Аверченко, Саша Чёрный, Гайдар, Кассиль, А.Толстой и другие — вдумчиво-критическое погружение в творческий мир и личную историю каждого, в многолетней перспективе. Соответственно, прикосновение к трагедиям и внутренним безднам этих противоречивых и талантливейших творцов — гонимых и возвеличенных, охаянных и заново воспетых.

В случае с Алексеем Толстым от исследователя не ускользнула лукавая фраза в предисловии к «Золотому ключику» (1936) о том, что история Буратино написана по памяти о прочитанной в детстве, но впоследствии утерянной старой-старой книжке «Пиноккио, или Похождения деревянной куклы» (имя Карло Коллоди, умершего через семь лет после рождения Толстого, тот, видимо, крепко-крепко позабыл).

Ленин и лениниана в детской литературе — особое и многолетнее направление. Автор монографии не обходит вниманием известное высказывание Н.Крупской: «Ничего нет возмутительнее того, как пишут в учебниках и детских книжках о Ленине... Выходят такие заветы — „ЧИСТИ ЗУБЫ — ТАК ЗАВЕЩАЛ ЛЕНИН!“, „Будь правдив — так завещал Ленин!“ и т.д. и т.д. А о том, что Ленин действительно сделал, ни слова». Фигура Крупской ярко показана как пример воинствующего борца с фантазией и «тёмной» романтикой в детской литературе.

Самой смешной детской книгой 1930-х годов автор исследования признаёт «Старика Хоттабыча» (1938) Лазаря Лагина — не преминув, впрочем, напомнить, что повесть во многом списана с «Медного кувшина» (1900) англичанина Ф.Энсти.

В 1939 году переводчик Александр Волков, практикуясь в английском языке, создал на основе сказки Лаймена Фрэнка Баума «Удивительный волшебник из страны Оз» первый вариант сказочной повести «Волшебник Изумрудного города», впоследствии дважды переработанной и послужившей началом целого цикла повестей про девочку Элли и её друзей. Все шесть книг стали бестселлерами в СССР и переиздаются до сих пор, на них выросло несколько поколений.

Применительно к сказам Павла Бажова подчёркивается: «Малахитовая шкатулка» (1942) — собрание авторских историй, вопреки устоявшемуся мнению, что в этом цикле автор адаптировал фольклор, бытовавший среди рабочих на Урале.

Дальше в книге идут разделы с красноречивыми названиями: «Под мудрым руководством и отеческой заботой товарища Сталина» (1941—1953), «Оттепель в детской литературе» (1954—1968). Фигуры С.Михалкова, А.Барто, В.Губарева и некоторых других представлены в историческом контексте, от истового восхваления вождей до реальной пользы на поприще детских авторов. Показателен пассаж о «Королевстве кривых зеркал»: «В конце повести, после того как Оля бесстрашно сражалась за Правду, Губарев, безропотно следуя указаниям официальной кампании пропаганды, показывал советским детям ещё одно кривое зеркало».

В книге часто (намного чаще других) звучит имя Анатолия Алексина: мы видим, как сквозной линией через эпоху прочерчена его долгая творческая судьба.

В начале 1960-х в СССР был издан перевод сказки Джанни Родари «Приключения Чиполлино» (1951), выполненный Златой Потаповой под редакцией Самуила Маршака. Книга нашла ошеломляющий отклик в сердцах и умах советских детей. Также лишь с наступлением эпохи хрущёвской оттепели советские дети, с некоторым отставанием от мира, познакомились в наконец переведёнными здесь книгами «Маленький принц» (1943) Антуана де Сент-Экзюпери, «Винни-Пух и все-все-все» (1926) А.А.Милна, «Мэри Поппинс» (1934) Памелы Трэверс, «Питер Пэн» (1902) Джеймса Барри и «Алиса в Стране чудес» (1865) Льюиса Кэрролла. Тогда же на книжных полках в СССР появились переводы сказочных историй Астрид Линдгрен («Пеппи Длинныйчулок» (1945), трилогия «Малыш и Карлсон, который живёт на крыше», 1955-68) и Туве Янссон (частично изданные истории пятидесятых-шестидесятых годов про Муми-троллей).

Борис Заходер, Николай Носов, Виктор Драгунский, Владислав Крапивин, Иван Ефремов, братья Стругацкие и целый ряд других авторов — в соответствующих обзорах и с оценкой влияния. Не забыт Олег Григорьев. И далее, и далее, к творчеству Эдуарда Успенского, Кира Булычёва, Григория Остера и вплоть до «Тани Гроттер» Дмитрия Емца и «Волкодава» Марии Семёновой.

Есть место философскому взгляду: что есть детская книга и что есть книга для взрослых, и должна ли настоящая детская книга оставаться с человеком всю его жизнь. Каждый исторический период представлен в контексте социально-политических веяний и реалий, с фрагментами резолюций и постановлений, критических отзывов, биографических фактов, сравнением в соответствующим вперёдлетящим жанром той самой «взрослой» литературы — что даёт эффект качественного погружения. Мы видим, как под прессом государственной машины деформировались, а порой и уничтожались самые мощные тенденции и ростки, замедляя развитие жанров: финский автор ненавязчиво призывает не игнорировать данный фактор. Мы прослеживаем, как в условиях войн, репрессий и разрухи возникали удивительные гении и их вневременные тексты, как поэты и писатели осваивали искусство хождения по лезвию бритвы. Ощущаем реальность на вкус, узнавая подоплёку появления или уничтожения тех или иных книг, журналов, пьес.

Пожалуй, это самая подробная монография на заданную тему. О её пользе следует ещё много размышлять — с благодарностью к Исследователю и большинству названных в исследовании Авторов.

0
0
голоса
Рейтинг статьи
Subscribe
Оповестите меня
guest

0 комментариев
Межтекстовые Отзывы
Посмотреть все комментарии