В 1998 году на Каннском фестивале независимый американский режиссёр Тодд Хейнс представил фильм «Velvet Goldmine» («Бархатная золотая жила»), в котором молодой британский журналист, расследуя странное исчезновение идола глэм-рока Брайана Слэйда (в бисексуальном образе которого зрители и критики без труда узнали Дэвида Боуи в исполнении Джонатана Рис-Майерса), погружается в весьма...разносторонние (скажем так) воспоминания и пронизанную наркотическим дурманом атмосферу глэмовых 1970-х.
Из круга приближённых к Слэйду одержимых шаманской энергией рок-чуваков, внезапно оттеняя (и да, оттесняя) молодую жену Слэйда, особо выделяется персона Курта Уайльда (ярко представленный актёром Юэном Макгрегором образ неистового Игги Попа), а в мелькающем окружении главных героев зрители смогли узнать целый сонм культовых рок-персон: вот Рэй Дорсет с неизменными бакенбардами, вот слившаяся в одно целое с неебически крутой басухой Сюзи Кватро, вот Элтон Джон в цветных очёчках, вот худощавый Ронни Вуд в элегантном шейном платке, вот седогривый Энди Уорхолл. Фильм — о музыкантах, и была нужна музыка, много музыки. Без проблем удалось задействовать наследие погибшего в 1977 году Марка Болана, группа «Slade» пошла навстречу и предоставила пару-тройку своих суперхитов. Но — внезапно возникло конфликтное недопонимание с реальной ключевой фигурой, Дэвидом Боуи, наотрез отказавшимся от того, чтоб — в картине о глэм-роке семидесятых! — звучали — какие-либо — его — песни — и — фигурировал — он — сам. Боуи сверкал постоянно меняющими цвет глазами, Боуи хмурил брови, Боуи рвал и метал, называя фильм ГРЯЗНЫМ ПАСКВИЛЕМ, порочащим его как артиста и как личность. Пришлось создателям фильма выкручиваться, фактически сочинив заново репертуар альтернативного Боуи (!), придумав новые оригинальные образы, визуализировав их клипами в манере Боуи и т.п. В итоге на фестивале в Каннах, а позже зрителям всего мира был представлен фильм, предлагающий творческое осмысление означенной эпохи в контексте (что важно) переходящей через всю ткань произведения связующей детали — некоей исторической тени Оскара Уайльда и его материальным обозначением в виде переходящего магического камня. Усилила эффект интересная, хотя и набившая оскомину находка: вмонтированный в канву особый видеоряд — что называется, для погружения в тему.
В этом освещении фильм предстал не банальным байопиком о яркой рок-молодёжи в сложных экономических условиях и в окружении бесцветной массы городских обывателей (обыватели, кстати, показаны в фильме замечательно, взять хотя бы рассерженных тёток, которых расталкивают бегущие по улице фанатки, или некоего мужика-скептика с поджатыми губами, восклицающего в камеру: «КАКАЯ, Б-Ь, МЕРЗОСТЬ!») и не проходным мюзиклом с ловко подвёрстанным под шумиху саундтреком, нашпигованным нетленными шлягерами (хотя таковой тоже имел место, где аутентичные записи соседствовали с актёрскими кавер-версиями). Фильм показал своих героев изнутри и — в преломлении времени.
У нас, кстати, тоже были попытки осмыслить эпоху, яркий пример чему — культовый фильм «АССА», с его авангардными приёмами (реплики и примечания по ходу, элементы хэппенинга, мешанина жанров), изысканными (а порой — грубоватыми) оммажами, забавными поколенческими противопоставлениями, какими-то там героями и антигероями и даже всякого рода новаторством в виде вставных клипов, этих многосерийных «снов мальчика Бананана». Но герои уходят слишком быстро — потому что им нужно остаться героями. Спустя 30 лет после выхода «АССы» уже и не сыщешь у нас талантливых творцов. И если раньше сами творцы что-то сажали (к примеру, дерево, ну, или хотя бы алюминиевые огурцы), то нынче расклад иной — сажают потихоньку уже самих творцов. Чего ж удивляться, что на будущее — такой худой задел, а прошлое — настолько бескрылое, одноцветное и несущественное. Постоянно чешутся руки что-то там перекроить, перекрасить, оптимизировать под свои нужды. И — скоммуниздить какую-нибудь весёлую идейку. А суровый седой дядька с удостоверением в кармане неуклонно бредёт сквозь времена и запирает, запирает, запирает решётки и ворота. Напряжённо поглядывает сюда из монохромной мглы. И свет не свет, и мрак не мрак. И молодёжная группа «Звери» просто и доступно объясняет на пальцах, что если в восьмидесятые не было хлеба — чего ж не взяли и не додумались тогда есть пирожные.