– Не затевайте вы гражданской войны, масса Том, – Провидение этого не позволит.
– А ты откуда знаешь, пока мы не попробовали?

Марк Твен, «Заговор Тома Сойера».

Знал бы Олег Олегович Чащин, чем в итоге дело обернётся, ни за что не согласился бы ехать в «Бриз» — какими бы премиями и пряниками его ни заманивали. Сказался бы больным, усопшим, занятым по горло – только б не трястись два часа в набитой дачниками электричке, а затем ещё на перекладных не ползти в душном автобусе до забытого мирозданием и людьми Всеярска, чтоб в тамошних окрестностях отыскать поворот на базу несуществующего спортивного общества. На самом деле, всяк отыскавший этот поворот поворачивал к детскому оздоровительному лагерю «Бриз». Но это для несведущих «Бриз» – окажись там какой шпион – был оздоровительным лагерем со всем внешним антуражем. На самом деле, никакой это был не лагерь. На языке специалистов это называлось ЭИП-2, то есть «экспериментально-исследовательская площадка номер два». А попросту – «Вторая площадка». Когда-то, ясное дело, существовала и первая ЭИП, но её судьба и тёмная участь врезались в память руководства столь глубоко и болезненно, что гриф секретности по сей день надёжно хранил тайну. Новое поколение исследователей ни о какой первой ЭИП слыхом не слыхивало, а стало быть, и не было нужды ничего нумеровать, и лагерь в служебных разговорах давно уже называли – Площадка. Коротко и ясно.

Конечно же, не согласиться ехать в «Бриз» Олег Чащин не мог – командировка была в его же профессиональных интересах. Да и не было бы без Олега Олеговича никакой Площадки – этого универсального и наглухо засекреченного интерната по наблюдению за детьми с экстраординарными способностями. Чащину в этот день позарез нужно было в «Бриз»: засунуть к чёрту в пасть свои претензии к окружающей действительности и ехать, лететь, катиться в город Всеярск. Нет, ну надо ж было такому случиться, что именно в его отпуск загремел с аппендицитом в больницу Софокл, то есть Паша Сафонов, его опытнейший партнёр и руководитель группы! Понадобился лишь один телефонный звонок и фраза, произнесённая гулким голосом: «Чаща, думай обо мне что хочешь, но придётся тебе сорваться на Площадку. У нас ЗЕЛЁНЫЙ СИГНАЛ». Софокл называл Чащина Чащей только в исключительных случаях. А зелёный сигнал означал только одно – отпуск стопроцентно накрылся медным тазом.

Судьба проявила к Чащину неожиданное милосердие: во Всеярске, от души прогретом июньским солнцем, учёного встретила Танюша Волк, которая, вопреки собственной фамилии, являлась миловидной и располагающей к себе девушкой. В «Бризе» она числилась старшим воспитателем.
— Травка зеленеет, солнышко блестит… Ласточка с весною в сени к нам летит! – улыбаясь во всё лицо, воскликнула лучезарная Танюша, едва Чащин вылез из попутки на Всеярском автовокзале (трястить в автобусе, слава всем богам-полубогам, ему не пришлось).
— Здравствуйте, Танечка, — чуть напряжённо, но тоже широко улыбаясь, ответил на задорное приветствие (вечно сидящий в голове циник сразу дал определение — «какое-то пионерское») Чащин. – Вот вам тут, наверное, не так заметно, а весна, так сказать, канула в лето. Имейте в виду!

Танюша в ответ звонко рассмеялась (все давно привыкли к Чащинскому балагурству), а Чащин продолжил:
— Кстати, а почему ласточка в сене?
— В каком сене, Олег Олегович? – полуигриво смутилась девушка и впервые за встречу посмотрела на Чащина не как на властного руководителя, а как на обычного собеседника.
— Ну, вот вы, точнее, поэт Плещеев в этой своей «Деревенской»… то есть, «Сельской песне», сказали: ласточка В СЕНЕ к нам летит. Мне было всегда интересно – у неё что, гнездо из сена к попе прилипло, и она, вся такая, в нём летит?
— Олег Олегович!!! – расхохоталась после короткой паузы Танюша, — не делайте из меня дурочку! Вот уморили! Вечно вы.
Чащину сейчас была крайне нужна эта эмоциональная разрядка, так что он был готов сморозить любую чушь – лишь бы получить нормальный, живой отклик на свои ничего не значащие в данном случае слова. Таня Волк это тоже если не хорошо знала, то чувствовала (иначе ноги бы её не было на Площадке), и размышляющий о чугунной плите предстоящих новостей Чащин был своей подчинённой за эту эмпатию внутренне благодарен.

Не встреть Танюша Чащина, пришлось бы тому в одиночку добираться через заброшенную лесополосу, потеть от жары и отгонять от себя назойливую мошкару, предаваясь бог знает каким мыслям и домыслам. А так Чащин не без интереса рассматривал то открытую загорелую спину Танюши, то капризно сползавшую на плечо бретельку стильного джинсового сарафана, то всю Танюшу целиком – пока девушка, явно чувствуя на спине мужской взгляд, как ни в чём ни бывало рассказывала новости. К утопленным в зарослях крапивы воротам «Бриза» подошли молча, поскольку ещё в лесополосе Чащин не выдержал напряжения и оборвал щебетанье Танюши коротким вопросом:
— Таня, что у вас случилось?
Девушка по-военному обернулась, вмиг сбросив с себя маску невинной игривости, и ответила:
— Олег Олегович, у нас проблема. Мальчики вне контроля.

Все павильоны были заняты, административный корпус претерпевал ремонт — поэтому Чащина поселили в резервном домике. Он сходил в душ и в столовую, затем немного вздремнул и, ощутив прилив сил, включился в работу. Всю ночь Чащин разрабатывал тактику поведения и расчерчивал записную книжку разными графиками и таблицами. В том, что кролики (именно так, с ледяным профессиональным цинизмом, называл Чащин содержащихся на Площадке подростков) перешли черту, он убедился сразу же: какой-то поганец несколько часов пытался «просверлить» его взглядом через окно, что закончилось звоном разбитого стекла и небольшим воспламенением на письменном столе. Утром Чащин прогулялся по территории «Бриза» и дважды почувствовал в голове внезапную цветомузыку. Стало окончательно ясно: эксперимент требует ужесточения мер, кроликов пора незамедлительно стаскивать с тропы войны и давать всему этому безобразию оценку. Возвращаясь с завтрака с чайником кофе в руке, Чащин зацепил глазом незнакомую рыжеволосую девушку, сидевшую на крыльце соседнего административного домика и читавшую вслух книгу. У ног девушки сидела огромная собака – и казалось, что рыжеволосая читает книгу ей. Чащин неплохо разбирался в породах, поскольку сразу определил, что собака – английский мастиф. Это была лютая, светло-коричневой окраски зверюга в ошейнике с вычурной окантовкой, и Чащин минут пять заинтересованно рассматривал представшую его глазам картину.

Решив справиться о рыжеволосой девушке у Тани Волк, Чащин сперва направился к себе – отнести дымящийся чайник. Увы, он не донёс кофе до дома: из кустов высунулась лысая мальчишечья голова, после чего произошло странное – чайник, как живое существо, со скрежетом стал вырываться из руки Чащина и, в итоге, в Чащинском кулаке осталась лишь изогнутая ручка. Сам чайник перевернулся в воздухе и опрокинулся на ногу Олегу Олеговичу. С проклятьем на устах Чащин едва увернулся от атаки и, тут уж сами боги-полубоги велели, направился в павильон, где работала Таня.

Девушка ещё не вернулась из столовой, так что Чащину, дожидаясь её, пришлось общаться с младшим персоналом – чего он всегда всячески старался избегать: ценил, как сам говорил, экологию научной тишины. Впрочем, нет худа без добра – он, без помощи Тани, разузнал от не в меру общительной ассистентки, что рыжеволосая девушка, читавшая книгу собаке, это дочка Вали Моховой, поварихи «Бриза», и живут они в одном домике с матерью с самого начала экспериментального сезона. Вот только с породой собаки у Чащина, по словам ассистентки, вышла промашка: у Светки Моховой (так, оказывается, звали рыжую девушку) не мастиф, а ньюфаундленд. Чащин спорить не стал: может, и ошибся, хотя… какой же это ньюфаундленд? Определённо, Чащину на правах начальника нужно было сходить познакомиться с соседкой по домикам – но сначала предстояло поговорить с Таней и дать ей ценные указания по поводу распоясавшихся детишек.

Таня Волк была рада видеть Чащина. Они обсудили в уютной Таниной комнатке все предстоящие меры по усмирению воинственных мальчиков (сейчас в рассредоточенных по территории трёх павильонах Площадки проводились утренние занятия), а затем девушка в очередной раз поправила бретельку сарафана — и Чащин не выдержал нахлынувших чувств. Нельзя сказать, что между ними раньше ничего не было, но в этот его приезд взорвался вулкан. Они кинулись друг в друга, как в какой-то омут: жаркие, жадные, помолодевшие лет на пятнадцать. Чащин в очередной заход любил Танюшу, уткнувшись лицом в её коротко стриженые волосы, в её золотящиеся загорелые лопатки – когда в окно комнаты влетела шаровая молния и повисла над любовным ложем. Пришлось Чащину вставать и, едва не споткнувшись о брошенный у кровати джинсовый сарафан и собственные брюки, аккуратно, с огромным риском и опасением за их с Танюшей жизни, избавляться от непрошеного электрического шара. Когда, наконец, слабый поток воздуха утянул шар в распахнутое окно, Чащин рухнул к Тане. Полчаса они приходили в себя, стало не до ласк.

День пролетел настолько быстро, что Чащин успел лишь провести короткое совещание с руководителями исследовательских групп, выслушав поток жалоб на возмутительное поведение «кроликов». Подопытные мальчики, как выразился один из сотрудников, совсем потеряли страх. Чащин дал необходимые распоряжения: решили применить особый план выключения активности подопытных. Уставший и измотанный, Чащин даже не сходил в столовую. Он вновь вернулся к Тане. Во-первых, было опасно оставлять её одну. Во-вторых, хотелось ещё немножко любви.

Вечер и ночь прошли без инцидентов. Чащин и Танюша сумели дать друг другу желаемое, а в утренних сумерках Чащин перебрался за стол и переключился на записную книжку. Он просидел за раздумьями до утра, накинув на спину рубаху, услышав в ранних сумерках заспанный голос Тани:
— Олег Олегович, вы бы поспали.
— Не время спать, моя дорогая, — ответил Чащин. – Кролики не будут к нам добры.
— Если не будут добры, напустим на них Барни! Живёт у нас тут такая собаченция, кавказская овчарка. Да у ваших соседей ведь живёт, у Моховых, неужели ещё не видели?
Чащина как током дёрнуло.
— Постой, ты про собаку той рыжеволосой…Светы, кажется?
— Ну да, солидная же зверюга!
— А почему овчарка? Мне показалось, это английский мастиф. Впрочем, днём ассистентка окрестила её вообще ньюфаундлендом. Хотя, лично я сильно сомнева…
— Да вы просто не разбираетесь в собаках, товарищ Чащин, — не желая затевать спор, на опережение примирительно сказала Танюша. – Не забыли? Я – Волк! Так что уж поверьте, в псинах разбираюсь. Это кавказец, сами сходите и посмотрите.

Боги-полубоги. Чащину совершенно переставало нравиться всё происходящее в «Бризе». Поэтому первым делом, едва выглянуло солнце, он решил нанести визит в домик Моховых. Направился туда решительным шагом, а едва приблизился, оробел: возле домика, вся в песке, сидела растрёпанная рыжеволосая Светлана Мохова и рыдала в голос. Рядом, судя по всему, стояла её мать, которая пыталась утешить дочь, но только ещё больше её раззадоривала на слёзы. Чащин собрался, подошёл ближе и включил нейтральный тон:
— Доброе утро, я Чащин, начальник «Бриза». Что у вас произошло?

Выяснилось, что на рассвете бесследно исчезла Барни. Рыжеволосая была так расстроена, что находилась на грани истерики. Казалось, ей вообще нет дела до здешнего начальника и до знакомства с ним. Никакие уговоры не помогли, так что Олег Олегович, проявив благородство, пообещал незамедлительно поискать собаку.
— Кстати, какая у Барни порода? Сенбернар? – вдруг, играя с логикой, спросил Чащин и пристально уставился на обеих Моховых.
Мать что-то попыталась ответить, но раньше ответила дочь:
— Да… вы правы. Барни сенбернар. Её очень нужно найти, помогите нам это сделать.

Поражённый ответом Чащин кивнул и на ватных ногах направился к воротам лагеря. Ему было плевать на другие дела – хотелось только отыскать уже эту загадочную псину и привести в порядок поехавший от загадок разум. Стояла ужасная духотища, а затем набежали тучи и разразилась гроза. Несколько часов Олег мотался по лесу – и повстречай он, к примеру, шаровую молнию сейчас, она не произвела бы на него ни малейшего впечатления, оставшись незамеченной. Чащин вымок, поранился о ветку, полностью выдохся и опустошился. На развилке дорог, ведущих в сторону Всеярска, он увидел английского мастифа. Осторожно приблизившись к собаке, Чащин встал на колени и рассмотрел стокилограммовую тушу в складках, мерцающих от дождевых капель. Затем Чащин, будто бы удостоверившись в чём-то, уверенным жестом снял с мастифа массивный вычурный ошейник и, что-то оттуда вытащив, бросил ошейник в грязь – вслед удаляющейся, будто бы растворяющейся в серой пелене собаке. Больше Чащина ничего не беспокоило, гипотеза подтвердилась.

Чащин вернулся в «Бриз». Он был мокр до самых костей и зримо доволен собой — улыбаясь окружающему пространству. Незаметно проскочив через задние ворота, Чащин пришёл к Танюше и тихо сказал с порога:

— Отправьте отсюда подальше рыжеволосую. Наши невинные кролики — ни при чём. Тут всеми нами вертели, как хотели.
— То есть, войны больше нет? И…ты разыскал собаку?

Чащин выдержал паузу, после чего показал девушке лежащее в ладони круглое, похожее на микрочип устройство.

— Ну какая собака, боги-полубоги?! Не было ничего. Я возвращаюсь домой.

И.Ш. / 23.05.2020 г.