Чума (безнадёжный анекдот)

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Одна сторона белая – Дик разрезал самую последнюю страницу Библии, – на другой стороне были напечатаны стиха два из Апокалипсиса. Мне врезались в память, между прочим, два слова: «Псы и убийцы».

Р.Л.Стивенсон, «Остров сокровищ».

Тёмка в буквальном смысле сел в лужу. Неудержимо приспичило ему отлить – проклятая газировка! – прямо в момент, когда Громов, этот скалоподобный мамашкин хахаль (где только она его такого отыскала?), подошёл в своём рассказе к кульминационному моменту. Когда Тёмка с матерью и Громовым, каким-то по-особому обходительным в эти майские дни, входили в парк, пестреющий в лучах вечернего солнца от бесчисленных флагов и транспарантов, речь шла о том, что Ксеркс, царь героев, решил учесть при походе на Элладу ошибку своего отца, приказав построить через Геллеспонт мосты – чтоб по ним и прошла неисчислимая армия персов. Дальше в рассказе была сделана пауза (Громов отходил за мороженым), затем понадобилось мыть руки и утолять жажду, затем они втроём рассматривали карусель, и вот, наконец, Громов, не переставая ловить влюблённым взглядом явно довольную создавшейся идиллией «маму Галю», перешёл от описания устройства и возведения пресловутых персидских мостов к рассказу о последствиях внезапно разразившейся ночной бури, которая всё разрушила и унесла множество жизней. Едва Громов собирался поведать о том, как Ксерксу доложили о гибели мостов и его людей, Тёмка не выдержал и попросился по-маленькому.

— Так ты, герой, всё это время терпел, что ли? – иронично отреагировал Громов и, картинно ухмыляясь, вызвался сопроводить пока ещё не состоявшегося сына в укромное местечко. Ближайший туалет, по неведомой причине, оказался категорически закрыт, так что Громов, сам уже приплясывающий, указал на темнеющие поблизости кусты, попросив Галю подождать их в свете только что вспыхнувшего паркового фонаря.

— Дядя Гром, а что было дальше? – нетерпеливо спросил Тёмка, пока они с Громовым (мальчугану было настойчиво предложено называть Громова – Громом) пристроились близ кустов с намерением незамедлительно избавиться от нескольких стаканов жадно выпитого лимонада.

— А дальше, Тёмка, царь пришёл в ярость и отдал слугам распоряжение казнить Геллеспонт.

— Казнить пролив??? Он был в своём уме, этот Ксеркс?

— У царей своя логика, братец. Казнить, наказать, предать суду…факт остаётся фактом: Ксеркс приказал высечь Геллеспонт, всыпав проливу триста ударов бича. Но это не всё, было ещё приказано положить на дно Геллеспонта тяжёлые цепи, а палачи Ксеркса назидательно клеймили провинившийся пролив – вот так.

Тёмка, подтягивая штаны, от удивления открыл рот, но ничего сказать Громову он не успел: тот уже стремглав бежал к аллее, на которой их должна была дожидаться мать. В парковых сумерках сначала перед глазами ошалевшего Громова, а затем и удивлённого Тёмки, возникла такая картина: мама Галя растерянно пыталась удержать в руках сумочку, которую у неё настойчиво вырывали два негодяя!

Громов на бегу громко и отрывисто свистнул. После одной рукой отстранил возмущённую и некрасиво побагровевшую Галю, а второй ударил в горло одного из наглецов. Через миг оба парня лежали на траве и корчились от боли, а Громов, протянув Гале её сумочку с оторванным и болтающимся ремешком, наклонился к поверженным хулиганам и что-то прошептал каждому. Глаза обоих нападавших расширились до размера окон в павильонах парка, а через минуту угловатые силуэты уже растаяли в конце аллеи. Тёмке ничего не оставалось, как удивиться такой картине. Едва ворочая языком, он промолвил:

— Дядя Гром, а что вы им…сказали? Почему не отвели в милицию?

Громов недовольно повернулся сначала к Гале, затем к Тёмке, а после загадочно произнёс:

— Они сами себя наказали. Вот так.

Больше, как Тёмка ни пытался, к обсуждению этого тёмного инцидента не возвращались, зато в душе мальчика фигура Громова в тот вечер выросла до невероятных размеров. Он уже не хотел себе никакого другого отца. Отцом Тёмки стал сильный и благородный дядя Гром. Без вариантов.

А на следующее утро – Тёмка ещё дрых – Громов отвёз маму Галю на вокзал. Она собралась-таки съездить на недельку к сестре, оставив Тёмку под присмотром Громова, с которым, теперь уже наверняка, у парня наладился контакт.

Жить решили у Громова в его большой старой квартире, чтоб будущему мужу Гали было легче совмещать приглядывание за Тёмкой и работу. Кем работал Громов, для Тёмки долгое время оставалось загадкой: человек-скала по зову телефонного звонка срывался в ночь, возвращался домой на рассвете, несколько часов отсыпался, затем они с Тёмкой завтракали, а дальше день шёл своим чередом – Громов уходил в кабинет и что-то там печатал на машинке, а Тёмка читал книжки или попросту гулял со сверстниками во дворе. Обедали в три, а вместо ужина чаёвничали.

Странное случилось на третьи сутки их совместного проживания. Дядя Гром заявился с работы во внеурочное время, был молчалив и озлоблен. Тёмка опрометчиво выскочил в коридор и увидел, как усталый Громов стоит там в одних трусах, придерживая кипу одежды рукой — с изрядно потемневшими костяшками пальцев. Эту кипу Громов спешно отнёс в ванную комнату и надолго там пропал – судя по всему, принимал ванну, да ещё и занялся стиркой. Зато завтрак в тот день был невероятно вкусным: Громов пожарил на большой чугунной сковороде необъятный омлет с колбасой, приправив всё это помидорами и зелёным луком – у Тёмки от такого пира за ушами хрустело. В довершение ко всему, явно пришедший в себя гигант торжественно призвал Тёмку и попросил его протянуть руку. Через миг в ладони Тёмки лежал неожиданный подарок – две золотые зубные коронки. Ничего спрашивать оторопевший Тёмка не стал. Застеснялся почему-то. А Громов только загадочно улыбнулся и ушёл к себе.

А следующей ночью Тёмка проснулся от страшного дверного грохота. Он опасливо выглянул в коридор. Громов, раздражённо скинув ботинки, упёрся лбом в стенку. Было видно, что Громов был пьян и измотан, но не это заставило Тёмку сесть от страха на пол. Вся майка Громова, едва тот скинул с себя на пол рубаху, была испачкана в крови. Тёмка заполз обратно в комнату и тихонько закрыл дверь, а утром за завтраком задал человеку-скале резонный вопрос:

— Дядя Гром, а кем ты работаешь?

Громов прожевал кусок ароматной жареной колбасы и ответил:

— Я, Тёмка, низвожу чуму.

При этом самого Громова словно бы на миг передёрнуло от озноба.

А в голове Тёмки тем временем всё встало на места: кровь на Громовской одежде, странные ночные вызовы, даже эти золотые коронки, хоть и странно…
— Так ты доктор, дядя Гром?
— Ну, а ты как думал? – тут Громов на мгновение побледнел. – Не простой доктор, а укротитель злобной напасти. И чем больше буду работать, тем чище будет…вокруг.
— А откуда у тебя золотые коронки, дядя Гром? – на опережение спросил всё ещё озадаченный Тёмка.
— Те, что я тебе подарил? Думаешь, доктора друг с другом не общаются? Получил в подарок от товарища, ну вот и сложи два плюс два. Вот так.

У Тёмки сперва отлегло от сердца, а после он и вовсе загордился. Тёмку неудержимо распирало от ожидания момента, когда он скажет кому-нибудь во дворе: мой отец борется с чумой! Это казалось чем-то невероятно важным и потрясным. Прошла ещё пара дней, и ничего необычного в эти дни не происходило. Приближался день возвращения мамы Гали, о чём всё чаще напоминали друг другу мальчик и его похожий на Эверест отец-доктор. За день до этого радостного события в дверь квартиры Громова кто-то позвонил. Был вечер, и хозяина за пару часов до того вызвали на работу – вероятно, обнаружился ещё один заболевший чумой.

Ничего уже не опасавшийся Тёмка подошёл к двери и громко спросил, кто это и кого нужно.

— Простите, — раздался снаружи приглушённый и явно взволнованный женский голос, — а Антон Григорьевич Громов дома?

Тёмка на миг остолбенел («так вот как зовут дядю Грома!»), а затем собрался и с гордостью ответил:
— Доктор Громов ушёл бороться с чумой, а вы кто?
— Как жаль… Я приехала по важному делу, только что с вокзала. Когда же он вернётся?

Тёмка немного подумал и решил поступить благородно:

— Так вы дождитесь его у нас, давайте выпьем чаю. С этими словами мальчуган открыл дверь незнакомке.

Незнакомка оказалась скромно одетой женщиной средних лет, с хорошо просматриваемой проседью в волосах и немного тревожными, какими-то бездонными и неподвижными глазами.

Они просидели на кухне три часа, эта печальная незнакомка, представившаяся именем Лариса, и дожидающийся своего самоотверженного чумного труженика мальчик.
— А вы коллега моего отца? – пытаясь завязать беседу, чинно спросил Тёмка. Ему сейчас было важно сделать упор на слово «отец».
— Нет-нет, я по другому вопросу.
— Ой. Кто-то из ваших близких заболел чумой?
— Почему заболел и почему именно чумой? – удивлённо и явно раздражаясь вскинула брови женщина.
— Ну…мой отец низводит чуму, вы же, наверное, это хорошо знаете.
— Ах. Вот как… — как-то рассеянно ответила Лариса, оглядываясь по сторонам.
Женщина заметно потемнела лицом и надолго погрузилась в свои мысли, и Тёмка дипломатично сменил тему.

Уже было съедено всё печенье и пересказаны все угнездившиеся в голове Тёмки подробности греко-персидских войн (гостья предпочитала задумчиво помалкивать и лишь изредка реагировала на слова), когда в дверном замке неожиданно загрохотал ключ и на пороге возник мрачный доктор Громов. Он моментально зыркнул в сторону кухни, оценив обстановку, затем будто бы одёрнул себя и показал вежливую улыбку, снял верхнюю одежду (на этот раз крови на чумном докторе видно не было) и, наконец, предстал в проёме кухни.

Женщина моментально вынырнула из оцепенения и привстала в приветствии, но Громов галантно разрешил ей снова сесть, что Лариса и сделала, облокотившись на стопку лежавших на краю стола газет. Она хотела, было, сразу перейти к делу, но усталый мужчина настойчиво предложил сперва поужинать. Когда на столе возникли тарелки с только что пожаренной на сале картошкой, завязалась непринуждённая беседа – ни о чём. Тёмка особо не встревал – понимающе дожидался сути. Все трое как-то немного неестественно громко рассмеялись, когда Громов на невинный вопрос Тёмки о сегодняшней работе рассказал анекдот, раззадорив, в придачу, мальчишку вопросом:

— А вот ты, братец, знаешь, почему в Африке не водится многих наших хворей да напастей?

Последнее слово куда-то рухнуло. Тёмка даже не успел ничего понять, поскольку женщина вдруг вспорхнула над кухонным столом с грязными тарелками и, взметнув над собой ворох газет, направила в сторону ошалевшего от неожиданности Громова невесть откуда взявшийся наган. При этом, гостья воскликнула:

— За моего Ваню тебе, опричник!!! Лови, тварь!!!

Больше она ничего не успела. Раздалось два оглушительных хлопка, всё вокруг пришло в движение. Мальчика резко швырнуло куда-то в бок. Громов с яростным рёвом прыгнул через край стола и сбил с ног бледную, как смерть, женщину, выбив из дрожащих рук раскалённый пистолет и придавив коварную гостью к полу своим огромным, мускулистым телом. Через десять минут он уже звонил куда-то, предварительно заломив незнакомке руки и крепко, привычным образом, связав их у неё за спиной.

Тёмка пребывал в ужасе от случившегося. Его сознание раскололось на мелкие осколки, всё в одночасье превратилось в хаос. Лишь время спустя, когда в их квартире стало пусто от нагрянувших посторонних людей, он успокоился и обмяк в крепких клешнях озабоченного и будто бы постаревшего лет на десять Громова.

— Ты как, герой? Не ссы, братец, всё у нас путём, — попытался успокоить мальчика человек-гора и протянул ему латунную гильзу.

При слове «сынок» Тёмка порозовел и улыбнулся, крепко зажал в ладони подарок, а когда Громов бережно отнёс мальчика на руках в спальню и собрался, было, оставить одного, Тёмка тихо спросил:
— Так почему их там нет?
— Кого нет? – не понимая, спросил в дверях Громов.
— Почему в Африке нет наших напастей?
— В какой Аф… Ах, да. Всё просто. Их там – слоны вытаптывают, Тёмка. Вот так. Спи давай.

И.Ш. / 10.05.2020 г.