Если б было светло, они б сгорели со стыда. Но кругом чернела ночь.

Уильям Голдинг, «Повелитель мух».

Основано на реальных событиях.

Пахло бинтами и коллективным одиночеством. Заскучавший от ожидания Герман Андерс, поправив на ключице вечно сползавшую повязку, завершал трудоёмкий процесс отскребания от оконного стекла фразы, от которой читаемым осталось лишь «…ДОМ!». Тем временем Индеец Джо (за смертью его только посылать) притащил, наконец, замызганный «VEF-206» — радиоприёмник, который приходящие по утрам рабочие, делавшие в лабиринте чердачных перекрытий нескончаемый ремонт, слушали во время обеденного перерыва и оставляли на ночь в подсобке на третьем этаже – в аккурат напротив первой травматологии. Когда Индеец Джо водрузил привычно «арендованное» радио на подоконник и картинно вытер со лба якобы проступивший от работы пот, он тут же получил по этому самому лбу звонкий щелбан от поджидавшего его Чапая. В довершение ко всему, прислонивший к стене алюминиевый костыль Чапай ловко вытащил из кармана штанов приятеля свою, ставшую тут уже общественно-колхозно-ничейной, электронную игру и положил рядом с собой – на всякий случай вытряхнув микробатарейки. Последовала короткая стычка, в результате которой её участники не узнали друг о друге ничего существенно нового, и это означало, что вся троица перебинтованных одиннадцатилетних оболтусов, приятелей по несчастью, была в боевом сборе, и – слава яйцам! – пробил час традиционного вечернего времяпрепровождения. В отрыве от поглаживающих больные места тихонь, тоскующих по дому под прицелом безразличных тёмно-зелёных окон, визгливой мелюзги и сбившихся в свою компанию девчонок. Не говоря уже о дежурных медсёстрах-практикантках и пожилой нянечке бабе Нюре. Те, как выразился однажды Индеец Джо, «истекали кровью по-своему».

Детская больница располагалась в обесцвеченном эпохой позднего социализма дореволюционном особняке и имела два связанных друг с другом крыла: в основном, малолетних бедолаг лечили в главном, лучше сохранившемся корпусе. Сейчас, в промозглом московском январе, обшарпанное и продуваемое всеми ветрами здание невольно вызывало у его обитателей ассоциацию с «зимними квартирами» из поэмы Лермонтова «Бородино». Возможно, перебинтованным пациентам было бы чуть теплее средь обшарпанных и тронутых инеем коридоров, будь они одеты хотя бы в синие байковые пижамы, в которые всех одевали здесь до нынешних времён. Но год назад администрация расторгла договор с прачечной местного Дома быта – а оставшихся у стационара ресурсов хватало лишь на стирку постельного белья с квадратными больничными штампами, поэтому пижамы безжалостно упразднили. Страна вставала на новые рельсы – и мало кого заботило, во что там одета мелюзга, прозябающая с сосульками на носу в первой травматологии. Каждый тут нынче согревался чем мог.

После ужина и вечерних процедур дети были предоставлены сами себе. Слушать радио, безусловно, никто не позволял, но две недели как приросший к костылям Чапай (лихо прокатился с горочки на снегокате «Чук и Гек», ничего не скажешь), шустрый Индеец Джо и вечно голодный до стрёмных развлечений Герман Андерс, на правах старожила нарёкший сам себя в честь главного героя бесконечного ГДР-овского телесериала «Фронт без пощады», на запреты плевать хотели и в час отдыха устраивались на подоконнике в пустующей раздевалке (находиться в которой без разрешения, вообще-то, грозило запретом на прогулку). Их досугом стало ежевечернее прослушивание иностранного радиовещания в диапазоне коротких волн, чему успешно способствовал тот самый рижский агрегат «VEF» с длинной выдвигающейся антенной и аккуратно расчерченной, уютно светящейся панелью. Слушать передачи было не так чтобы комфортно: помехи жёсткого радиоподавления сверлили мозг и угнетали психику заунывным воем (остроумный Чапай однажды ляпнул, что это страдает без подружки пограничный пёс Алый, и вся компашка так покатилась со смеху, что чуть было себя не выдала).

Но риск себя оправдывал: в моменты улучшения вещания (больничный особняк своими изгибами как-то влиял на уверенный приём – чёрт его знает, возможно, сказывалась его пресловутая контрреволюционная сущность) получалось выловить целые куски каких-нибудь бойких музыкальных программ или литературные чтения разного рода «белогвардейских мемуаров». По ночам, чуть сдвинув койки, мальчишки шёпотом обсуждали услышанное: например, красочный эпизод из «Крушения империи» лидера октябристов Родзянко, касаемый Распутина и одной дамы, решившей похлопотать перед старцем за своего мужа, а в итоге попавшей под распутинский гипноз и вынужденной явиться на приём в откровенном декольте. Вот и в этот вечер непоседливая троица предвкушала услышать нечто подобное, но в первые же мгновенья после включения радио услышали, как сердитый женский голос с металлическими нотками, перекрывая ушедшие на второй план сексуальные страдания пограничного пса Алого, расстреливает далёкий студийный микрофон обличеньями:

«…АДРЕСОВАНО ВАМ, ГЕНЕРАЛЬНЫЙ СЕКРЕТАРЬ ГОРБАЧЁВ! ОДУМАЙТЕСЬ И НЕМЕДЛЕННО НАЧНИТЕ ПРОЦЕСС ВЫВОДА СОВЕТСКИХ ВОЙСК ИЗ АФГАНИСТАНА! ХВАТИТ ПОСЫЛАТЬ НА СМЕРТЬ ДЕТЕЙ РАДИ ПОДДЕРЖАНИЯ БЕССМЫСЛЕННОЙ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ИГРЫ! СОВЕТСКИЙ СОЮЗ И БЕЗ ТОГО ПЛАТИТ НЕПОМЕРНО ВЫСОКУЮ ЦЕНУ, ПРЯЧА В ССЫЛКАХ И БОЛЬНИЦАХ ИНАКОМЫСЛЯЩИХ! В СВЯЗИ С ЭТИМ НЕ БУДЕТ ЛИШНИМ НАПОМНИТЬ И О СУДЬБЕ АКАДЕМИКА САХАРОВА, КОТОРОГО ВЫ УЖЕ СТОЛЬКО ВРЕМЕНИ УДЕРЖИВАЕТЕ В ГОРЬКОМ! ОПОМНИТЕСЬ, ОТБРОСЬТЕ ЛИЦЕМЕРИЕ И ПРИМИТЕ СООТВЕТСТВУЮЩИЕ МЕ…»

— на этом «ме» прослушивание экстренно прервалось, поскольку в раздевалку вошла дежурная медсестра Люда. Она вырвала из рук Германа Андерса радиоприёмник и громогласно завопила, будто бы подражая тётке с вражеского берега:

— А НУ-КА, ВСЕ ТРОЕ, МАРШ ОТСЮДА! ЗАВТРА ГУЛЯТЬ НЕ ИДЁТЕ!!! И ЧТОБ БОЛЬШЕ НИКАКОЙ ТУТ АНТИСОВЕТЧИНЫ!!! ОТКУДА ВООБЩЕ ВЗЯЛИ РАДИО, КТО ПРИТАЩИЛ? С ИРИНОЙ ИГОРЕВНОЙ ХОТИТЕ ПОЗНАКОМИТЬСЯ? Я УСТРОЮ, МАЛО НЕ ПОКАЖЕТСЯ!

Ух, сколько всего и сразу! Всю ночь парни обсуждали рухнувшие на них факты. Первый факт рухнул буквально как сам Герман Андерс, когда, наряжая новогоднюю ёлку, он услышал со стороны дивана звуки готовящегося расстаться с содержимым желудка кота Борисыча. Сгруппировавшись, как вратарь Ринат Дасаев, парень метнулся к дивану, но малость не рассчитал и, согнав Борисыча с подушки на пол, упал и сломал руку (а заодно и расколол ёлочного гнома, которого держал к моменту прыжка). А факт, по итогу рассуждений, был такой: в Советском Союзе живёт неведомый академик, которого удерживает «в горьком» всесильный Генсек ЦК КПСС, при этом успевающий другой рукой ещё и воевать с Афганистаном. Это какой же должен быть академик, чтоб его томил в неволе руководитель огромной, воюющей страны?!. Представился окованный цепями сказочный гигант, оружейник Просперо, в которого палачи для ослабления воли вливают нечто ГОРЬКОЕ – наподобие микстуры, назначенной неловко «пораскинувшему мозгами» на школьном дворе Индейцу Джо (не зря же в радиовоззвании было сказано про больницы). Второй факт, ничуть не менее жуткий, звали Ириной Игоревной. Общаться с наводившей трепет мифической главвврачихой ребятам не хотелось совершенно («уж лучше пусть держат в горьком, как Сахарова» — сказал, тяжело вздохнув, Индеец). На следующий день стало не до вздохов, поскольку оба факта причудливо и единовременно материализовались.

К полудню всё травматологическое отделение одели в тёплое и вывели на ежедневную прогулку. В четырёх стенах остались куковать – по воле сдавшей пост, но не сменившей гнев на милость медсестры Люды – лишь несколько детсадовцев со свежими переломами и – проштрафившиеся Герман Андерс, Чапай и Индеец Джо. В какой-то момент Чапай предложил поискать конфискованный приёмник (не домой же его Люда забрала, рабочим-то как за обедом хоккей слушать?), но был подвергнут гневному осуждению со стороны товарищей: терять ещё одну прогулку никто не хотел. И без того Чапай уже успел неделю назад заработать штраф, когда залез на подоконник в раздевалке во внеурочное время, чтоб перекинуться парой слов с приехавшим к нему после работы отцом, а когда стал спрыгивать на пол, за ним следом полетело огромное оконное стекло, украшенное морозными узорами. Стекло было едва закреплено в раме проржавевшими гвоздиками, так что звону было много – хорошо ещё сам Чапай не поранился и лишь распластался средь костылей и груды осколков на истёртом от времени линолеуме. За это ЧП в отсвете зимних больничных фонарей, грозившее дежурным медсёстрам головомойкой, Чапай не только получил щедрый нагоняй, но и был лишён прогулки. Хоть и не особо переживал из-за этого, поскольку среди бела дня на неделе занятые на работе родители всё равно никогда не приезжали.

Вместо слушанья радио занялись разглядыванием больничного двора, на котором, к слову, ровно в полдень развернулась какая-то движуха. К дверям бокового крыла здания подъехала светлая «Toyota Corolla», навстречу которой, наскоро накинув на плечи полушубок, вышла никто иная, как Ирина Игоревна. Тем временем, со стороны площадки с мирно гуляющими детьми подъехал замызганный РАФ-22031 с красным крестом на боку. «Скорая» полностью закрыла «Тойоту» от внешнего обзора, и всё происходящее стало видно только трём пацанам-штрафникам, на высоте третьего этажа плотно прильнувшим вытянутыми от любопытства лицами к огромному окну с отодранной новогодней аппликацией (хвала прозорливости Германа Андерса!). Тем временем два кряжистых мужика стали поочерёдно вытаскивать из «Тойоты» большие перемотанные целлофаном коробки и, под бдительной и какой-то суетливой опекой Ирины Игоревны перегружать их в «Скорую». Во всём этом было что-то не то. Когда разгрузка закончилась и красавица-«Тойота» уехала, водитель «Скорой», о чём-то перемолвившись с главврачихой, захлопнул дверь и откатил машину в глубь больничной территории.

Вечером Индеец Джо, вставивший батарейки в игру и пристроившийся на подоконнике столовой якобы для очередного сеанса ловли вороватым Волком нескончаемых куриных яиц — с желанием добраться до заветного числового рубежа и просмотра призовой, мало кем виданной серии «Ну, погоди!» (а на самом деле – для бдительного наблюдения за больничным РАФиком) – условным сигналом призвал играющих за столом в морской бой Чапая и Германа Андерса. Все трое прекрасно увидели, как теперь из «Скорой» выгружали привезённые днём коробки, а плотно замотавшая лицо шарфом Ирина Игоревна, зыркая по сторонам, решительным жестом приказала дворникам-забулдыгам затаскивать содержимое машины в больничное здание. У ребят было время оценить обстановку и проанализировать происходящее. Не оставалось никаких сомнений: к ним в больницу, предварительно напичканного чем-то горьким и запечатанного в короб, тайно привезли того самого академика Сахарова, мускулистого вольнолюбивого великана, лично удерживаемого всесильным и жестоким Генсеком Горбачёвым. Дело оставалось за малым: узнать, куда притащат пленника и освободить его – чтоб радиотётка с вражеского берега назавтра смягчила тон и дала возможность рассказывать мужику с бархатным голосом про барышень в декольте с открытыми плечами, отдающихся коварному Распутину – если, конечно, медсестра Люда не унесла приёмник к себе домой, чтоб единолично слушать по вечерам «Крушение империи». Но даже если Люда так поступила – всё равно академику Сахарову долго на горьком в его коробке не продержаться. В самый момент обсуждения происходящего в отделении появилась порозовевшая на холоде Ирина Игоревна. Застёгивая на ходу белый халат, главврач подозвала дежурную Наташу (сменщицу жестокой Люды) и, коротко спросив её про ключи от подсобки, удалилась, что-то с раздражением выкрикнув про вечный бардак, когда чуть не споткнулась в стылом коридоре об осколок подвернувшейся под ногу плитки.

…Ночью, когда не в силах бороться с недосыпом Наташа выключила в столовой казённый чёрно-белый телевизор и, заведя детский будильник с улыбающимся солнышком, улеглась спать на одну из крайних от прохода коек, трое свободолюбивых романтиков крадучись покинули отделение. Пробравшись разведанной Индейцем дорогой, герои-освободители оказались в строительной подсобке. У стены, будучи положенными друг на друга, в отсвете слабого электричества мерцали несколько больших коробок в целлофановой плёнке. Пока Герман Андерс вскрывал верхнюю коробку, Чапай от волнения уронил костыль и тем самым чуть было не обрушил весь хилый ремонт больничных перекрытий: да когда же уже эту богадельню приведут в порядок? Индеец Джо пылал адреналином, чувствуя в своей замикстуренной голове вертолёт.

Медсестра Наташа, закутавшись в пустой пододеяльник с видимыми даже в темноте почему-то аж двумя налезающими друг на дружку штампами, свернулась калачиком на тесноватой для неё детской койке.

Академик Сахаров в ожидании перемен отбывал последние месяцы Горьковской ссылки.

Главврач детской больницы Ирина Игоревна не ощущала в голове вертолётов, не слушала радио, не читала газет и была абсолютно равнодушна как к политике, так и к музыке. Но ведь ей для чего-то были нужны эти переносные японские двухкассетники. Для чего-то они ей были нужны.

И.Ш. / 22.02.2020 г.

Иллюстрация к рассказу выполнена искусственным интеллектом.