Только что посмотрели оригинальный вариант фильма Андрея Звягинцева «Левиафан». Со всеми матами и забавными английскими субтитрами. В связке с недавно отсмотренным «Дураком» Юрия Быкова хочется печально констатировать: похоже, великий Герман-старший, в гроб сходя, своим «Трудно быть богом» благословил новую российскую киноэру — эру беспросветной социальной чернухи с эдакой квазифилософской фигой в кармане.

А надежда, ещё совсем недавно, теплилась. «Граффити» Апасяна, «Остров» Лунгина, ещё пара-тройка проектов, — свет, хоть и тусклый, брезжил. Лучина осмысленного поиска выхода — тлела. Нет, я не о катарсисе даже, совсем не об отсутствиях «и тут, когда уже никто не ждал, на торжествующих злодеев из-за горы налетела красная конница!». Я — о самом смысле. Фильмы этой старой-новой социальной волны неплохо скроены, «Левиафан» и вовсе блещет актёрским составом: Серебряков, Вдовиченков, Мадянов, Лядова... Но всё это — новые витки вековечно перестроечной «Маленькой Веры», преломления исхоженных тупиковых троп. Мафия бессмертна, круговая порука мажет как копоть, РПЦ всех подмяла и всё такое, и не фиг ждать здесь никаких Коррадо Каттани. Да, они — монолит. Они — кулак. Поэтому и сильны. Да, мы — разрознены, придирчивы, слишком человечны. Поэтому с нами и такими, как мы, — так. Но был ведь автомат (это для тех, кто фильм посмотрит), автомат-то был! И он не выстрелил. Конница не налетела. И батюшка в фильме знатно привирает про Иова, да и герой Серебрякова — тот ещё Иов. Лучше б вынес на крыльцо ствол и урыл мэра. Вот ей-богу, а.