Любимые книги античности

Представляю вам свои самые любимые книги античности. Начнём с глиняных черепков. «ОДИССЕЯ» Гомера — вот первая, главенствующая и безоговорочная позиция в моём списке «повлиявшего». Важный факт: мне в юные годы совсем не нравилась «Илиада». Я был с ней в контрах. Список кораблей, несчётность имён, всё вот это... Казалось (а кто оспорит?), это вообще никакой не Гомер. Помню, хотелось даже ожесточённо разъять сборник, в котором «Илиада» соседствовала с «Одиссеей» — такими разными по всем критериям мне казались эти поэмы. Так что в списке только «Одиссея», без «Илиады» — таков личный канон. Неоднократно насыщал собственное творчество потрясающими образами этого эпоса, чему несказанно рад.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Делая высокое низким, а низкое высоким, едем дальше — из восьмого века до нашей эры в век шестой. Уникальная коллекция немеркнущих сюжетов — басни Эзопа. ЭЗОПИКА, то бишь. Вот вас не смущало в детстве, что у дедушки Крылова и его гуру Лафонтена ворона (ворон) и лисица буквально сходят с ума от какого-то сыра? И с чего им вообще дался этот сыр, мышей, что ли, вокруг мало? Так вот, у Эзопа вся суета происходит вокруг куска мяса, так что хоть один вменяемый баснописец у человечества, всё-таки, был (если, вообще, жил такой Эзоп, но об этом не сегодня). И так во многом — сюжетное, либо логическое доминирование над коллегами-последователями, и это при том, что все басни дошли до нас в лаконичных, прозаических пересказах. 584 истории, друзья. И не оторваться.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Перед третьим пунктом «книжного-повлиявшего» — небольшое отступление. У нас тут сама собой образовалась античная подборка и, исходя из логики, вы могли бы ожидать в списке, допустим, Геродота с его «Историей». Или какую-нибудь кровавую трагедию Софокла. В общем, мы славно бы провели время в пятом веке до нашей эры под звон мечей и отчаянные вопли замурованных в пещере царских дочерей. Но дело в том, что как раз эта эпоха персонально для меня — великий Аристофан и его комедии, и вот этим наследием я именно что пропитан насквозь. Аристофан, или попросту Комик, как называли его современники — автор вневременной, шибко одиозный и крутой не в меру. Вот вы можете придумать слово, состоящее из 171 буквы? Аристофан — смог. Но это не единственная его заслуга, конечно. Главное то, что этот поэт говорил с людьми на их языке, знал цену истинной СВОБОДЕ СЛОВА и чрезвычайно не любил, когда людей отправляют до срока к богам. Богам, мы помним, от преисполненного сарказмом Комика тоже доставалось. Антивоенный дух, хлёсткая и не меркнущая с течением веков социальная сатира, ясность мысли, яркость образов — всё это очень живо отозвалось во мне в первой половине девяностых. К примеру, если бы Аристофан сочинил только «Лисистрату» — он гарантированно был бы в этом моём списке. Но есть ещё «Всадники», «Облака», «Осы», «Мир», «Лягушки» и т.д. Да, это было и остаётся очень насущным наследием, рекомендую и вам перечитать по возможности.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Далее — то, без чего я себя не мыслю вообще, одна из самых определяющих книг не только в моём личном реестре, но и во всей мировой культуре. Первый век нашей эры, древнеримский поэт Публий Овидий Назон и его «МЕТАМОРФОЗЫ». И хотя писатель Эдуард Лимонов как-то заявил, что СССР — наш Древний Рим, в советское время искать Овидия на полках магазинов было бесполезно, так что батя возил меня в библиотеку имени Некрасова на «Пушке» (бывшая усадьба графини Салтыковой), где у него был абонемент. Затёртые «Метаморфозы» в двух томах, издание конца семидесятых в суперобложках, перевод Шервинского, с генеалогическими таблицами в конце — это был самый настоящий священный артефакт! Могу за давностью лет ошибаться, но «Метаморфозы» даже домой, по-моему, не выдавали — только читальный зал типа школьного кабинета, сиди-окультуривайся. Истории опьяняли, сводили с ума неокрепший разум, въедались в кровь. А таблицы заучивались наизусть, что-то особо запутанное выписывалось в тетрадку — в общем, вот где теплилась настоящая жизнь, какая там школа, на фиг. До сих пор перед глазами: Таблица 1, РОДОСЛОВНАЯ СТАРШИХ БОГОВ. Земля+Небо -> КРОН. И нехило так разъехавшаяся горизонтальная черта, влево — к Понту, вправо — к Океану, и т.д.  Содержание — от возникновения мира до Юлия Цезаря, и сколько же кислорода, хоть падай от изнеможения и кайфа. Говорят, Овидий просто не мог писать прозой: из всего, за что он брался, неминуемо получалась чистая поэзия. Охотно веришь этой легенде. Первоначальные «Метаморфозы» автор уничтожил, и без того будучи сосланным императором Августом за некий — суть обвинения туманна — «ошибочный поступок», так что шедевр воссоздавался и дополнялся по сохранившимся спискам — и в итоге эти сюжеты проросли в Вечность. Позже , уже в свой филфаковский период, я оценил «Науку о любви» и «Лекарство от любви». Забавно, что моё сознание по сей день считает эти откровенные опусы органической частью «Метаморфоз». А самого Овидия — древним родственником.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Пятый прыжок в античность, мой личный список приоритетов. От «Метаморфоз» Овидия — к «Сатирикону» Петрония. Эпоха Нерона, первый век нашей эры. И — первый роман человечества, как ни крути, хоть и дошедший до нас в жалких обрывках. «Сатирикон» (естественно, в кастрированной версии) входил в 200-томник «Библиотека всемирной литературы». Вот там я с ним и ознакомился, но любопытство позже заставило почитать и более полные издания. Экранизации, в том числе версия Феллини, всё-таки, слишком авторские и доминирующие над подачей и юмором Петрония Арбитра. Хотя, по части откровенных сцен, по части визуализации — киношникам, безусловно, нужно отдать должное. Дорожные приключения Энколпия и Аскилта, которые всё не могут поделить между собой 16-летнего сорванца-Гитона; калейдоскоп из баек, случаев и всепроникающего секса. Первое в истории литературное описание превращения человека в волка в декорациях ночного кладбища; колоритный персонаж-спутник — вооружённый надёжным подсвечником бездарный поэт-старик Эвмолп, неустанно декламирующий свои вирши и то побиваемый камнями за свои перлы, то получающий глиняным горшком в лоб уже по другому поводу, — все эти образы, однажды встреченные, уже не покидают сознание и притягивают к себе снова и снова. Одним словом, без «Сатирикона» список реально оказавшего влияние я себе не представляю. Поэтому — безусловно включено.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Очень круто и основательно повлиял на душу и разум мастер эклектизма Плутарх и его бесценные «Сравнительные жизнеописания». И это будет, согласно хронологии, шестой пункт в нашем античном марафоне пристрастий. Лучше всего собственный метод сформулировал сам автор: «Мы пишем жизнеописания, а не историю; замечательные деяния далеко не всегда являются обнаружением доблести или порока. Незначительный поступок, словцо, шутка чаще лучше выявляют характер, чем кровопролитнейшие сражения, великие битвы и осады городов. Как живописцы, не заботясь об остальных частях, стараются схватить сходство в лице и в глазах, в чертах, в которых выражается характер, так да будет позволено и нам глубже проникнуть в проявления души <>, а описание великих деяний и битв предоставим другим». В общем, тщательная работа над психологическим портретом: абсолютно мой метод и, соответственно, любимый с детства (ещё с приобретённого в книгообмене ёмкого двухтомника «Избранные жизнеописания») учитель и рассказчик. Друг семьи, Плутарх.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Седьмая, она же — покуда завершающая глава моего краткого античного списка. Все мы здесь, хочется думать, читали охотно Апулея. Апулей был практикующим магом; молился мысленно (что было недопустимо, ведь окружающим не ясно, о чём человек просит богов), гадал на зеркалах и звериных внутренностях, обвинялся в попытке накормить ядовитой рыбой своего бывшего соученика, вводил в транс для осуществления прорицаний мальчика-раба. Никто не знает — когда и как Апулей умер, да и умер ли вообще. Иные критики христианства противопоставляли его магические способности чудотворным способностям Иисуса Христа, отдавая пальму первенства Апулею. Крутой мужик, чего уж там. В этой связи его «Метаморфозы», более известные как «Золотой осёл» («золотой» — не имеющий отношения к сюжету эпитет, говорящий о необычайной популярности текста) — ни что иное, как алхимический трактат со всеми сопутствующими делами. Есть мнение — автобиографический трактат. "Золотой осёл" — шедевр вне времени, человечество по сей день черпает из этого культурного источника, и дна не видно.