Поэт Александр Башлачёв покинул этот мир 30 лет назад, 17 февраля 1988 года. Пресловутый прожектор перестройки к тому времени уже как-то изрядно потускнел, всё поглотило сплошное пустословие. И всё с треском катилось к чёртовой бабушке. Мы в ту пору, накормленные по горло враньём про войну в Афганистане и Чернобыльскую катастрофу, уже полноценно переключились в получении информации на перекрываемые свистом глушилок западные радиоголоса, и именно благодаря русской службе «BBC» стало своевременно известно о гибели 27-летнего СашБаша. Уже позже Александр Градский в своей ночной радиопрограмме на «Юности», ни одного выпуска которой я не пропускал, «официально» озвучил эту новость: в те дни песни Башлачёва ещё только пробились к массовому слушателю (на той же «Юности» уже бойко крутили «Время колокольчиков»), шли разговоры о пластинке на «Мелодии», а исполнитель сошёл с трассы, в одночасье оказавшись по иную сторону бытия. Газета «Московский комсомолец» оповестила читателей о гибели Башлачёва короткой заметкой в «Звуковой дорожке» 26 февраля, спустя 9 дней (по тем временам это — вполне оперативно).

Кто-то видел его блаженным бунтарём из захолустного подполья, противопоставлявшим государственному монолиту неподконтрольное язычество, прямым продолжателем фольклорных баллад Высоцкого и тернистых опытов «Русских песен» того же Градского, а кто-то причислял его к рок-движению — по факту же Башлачёв остался своим среди чужих и чужим среди своих, потому что с самого начала летал выше и нырял глубже. Его утиная охота была родом совсем из иных веков, а его залитые потом и кровью колокольчики звонили отнюдь не в унисон с разрешёнными колоколами. Он призывал собратьев-рокеров не путаться в рукавах чужой формы, и это поначалу сослужило свою службу, но впоследствии внешнее затмило внутреннее, а самого Башлачёва обложили иконами, втиснули в скороспелые учебники и стали причислять к невесть кому. Трансформация его образа довольно показательна, но никто до сей поры так и не смог без вреда для себя и окружающих приручить настолько дикий огонь (погасить же его попросту невозможно). В целом же, Башлачёв в гораздо меньшей степени поддался использованию и «окультуриванию», нежели, скажем, загнанный в резервацию «Нашего радио» обескровленный коммерцией отечественный фолк-рок. Единственное оружие Башлачёва по эту сторону — его гениальные песни. И, обратим внимание, как это оружие по-прежнему верно служит своему хозяину, отсекая и убирая с дороги инородное.